Почти три века назад торговец Жан Мартель выбрал эту птичку в качестве эмблемы своей новой продукции. Выбор оказался на редкость удачным: с основанного Мартелем производства берет начало история французских великих коньячных домов.
История изобретения крепкого напитка — названного по имени города, в окрестностях которого его начали производить в массовых масштабах, — общеизвестна. Молодое французское вино на север Европы, где не было своих виноградников, зкспортировали издавна, и успешному развитию этого бизнеса мешали лишь морские стихии. Из-за штормов бочки часто поступали в пункты назначения с солидным опозданием — и соответственно, с уксусом вместо вина.
В начале XVII века к стихиям природным прибавилась новая напасть — во Франции резко взлетели экспортные торговые пошлины на вино. Тогда-то изобретательные коммерсанты и сообразили перевозить по морю не сам пьянящий напиток, а полученный путем перегонки “винный концентрат”. Длительные морские путешествия последний переносил намного лучше, да и пошлину нужно было платить с меньшей “товарной массы”. По прибытии на место концентрат разбавлялся водой, и потребитель получал ровно столько вина, сколько было прописано в контракте.
А затем умельцы из “винной” провинции Ангумуа (ныне департамент Шаранта) додумались и до двойной дистилляции в особых медных закупоренных чанах, позже названных “шарантскими аламбиками”. Снизошло на виноторговцев это откровение, если верить документам, в 1641 году. И к концу столетия в окрестностях города под названием Коньяк одноименный напиток производили в промышленных масштабах. Популярность его была так велика, что вскоре название города стали писать на бутылочных этикетках со строчной буквы — как родовое название содержимого.
Дары варягов
Как это ни унизительно для национальной гордости французов, но по крайней мере два великих коньячных бренда были созданы пришельцами. Более того, заклятыми врагами, жившими по ту сторону Ла-Манша!
Но если офицер Ричард Хеннесси был все-таки ирландцем и прибыл ко французскому двору, чтобы бороться с общим врагом — англичанами, то с Жаном Мартелем история иная. Хотя он и родился в 1694 году на острове Джерси (от коего до берегов Нормандии — 12 миль, а до Англии — 87), до 21 года будущий французский винодел оставался верным подданным британской короны. Говорил по-английски, и звали его тогда, естественно, Джоном Мартеллом.
Французам остается утешиться тем, что их родина чем-то приворожила молодого англичанина. Настолько, что он решился на кардинальную перемену всего и вся: имени, фамилии, языка, родины и рода деятельности. Потому что Джон Мартелл торговал в основном зерном и экзотическими “колониальными товарами”. А осевший в 1715 году во французском Коньяке Жан Мартель переключился на то, чем на берегах Шаранты не занимался только ленивый, — производство напитка, который на первой родине Мартеля был известен под именем бренди.
Коньячный Дом, чей герб украшала золотая ласточка (во многих культурах — вестница добра, счастья и любого доброго начинания), был основан Мартелем в том же 1715-м, в последний год правления Людовика XIV, Короля-Солнца, при котором роскошь была возведена в культ. И коньяк Жан Мартель решил производить исключительный — эксклюзивный в буквальном смысле слова. Это ему удалось, ибо спустя всего шесть лет коньячный мэтр в письме другу нескромно признавался: “Могу без пустой похвальбы утверждать, что мое предприятие — одно из самых успешных в здешних краях”. Похвальбы в этих словах действительно не было — к тому времени Дом Martell только на историческую родину своего основателя успел продать более 200 000 л коньяка!
В 1726 году Мартель женился на дочери местного виноторговца — Рашели Лаллеман, тем самым еще более укрепив свои связи с городом и напитком, носящими одно и то же имя. А еще два года спустя приобрел поместье Гатебурс с виноградниками, ставшее “столицей” его разраставшейся коньячной империи. Поместье сохранилось до наших дней, и сегодня “Дом основателя” (La Maison du fondateur) по-прежнему остается сердцем Martell. А мозг — штаб-квартира — расположен в Коньяке, на площади, носящей имя того же Жана Мартеля.
После скоропостижной кончины Жана Мартеля в 1753 году бразды управления винным хозяйством взяла на себя его вдова. Через два года она передала их подросшим сыновьям — Жану и Фредерику-Габриэлю. Братья, перенявшие от отца энергию и предприимчивость, начали активно осваивать уже не страны — континенты: в 1783-м первые бочки Martell отправились завоевывать Новый Свет — Америку. А спустя десять лет — Россию.
Но и на родине создателей коньяка одна победа следовала за другой. В последнее десятилетие XVIII века власть во Франции менялась быстро — революция, контрреволюция, Директория, режим консульства, империя. Лишь коньяк Martell оставался неизменным и пользовался успехом у всех властей предержащих. Никого не удивило, что Наполеон Бонапарт, едва став первым консулом, тут же сделал братьев Мартель поставщиками своего двора. Всего пять лет оставалось до того, как этот двор начнет именоваться императорским. Вместе с лучшим во Франции коньяком — в последнем уже никто не сомневался.
Качество выше количества
К концу первой четверти позапрошлого века руководство коньячного Дома, все это время остававшегося семейным предприятием, окончательно сформулировало свое бизнес-кредо: “Качество — наше самое мощное оружие. Можно пожертвовать количеством заказов, но только не качеством”. Кредо это незыблемо сохранялось все последующие два столетия.
В 1826 году на исторической родине основателя компании (носившей к тому времени название J & F Martell) произвел фурор очередной шедевр от братьев Мартель — первый сделанный ими коньяк высшего качества, выдержанный в дубовой бочке не менее четырех лет. Его высоко оценил тогдашний британский монарх Георг IV. Говорят, что от него и пошла аббревиатура данной категории коньяков — V.S.O.P. (от английского Very Superior Old Brandy). Во всяком случае, с тех пор Лондон стал общепризнанной второй столицей “коньячной империи” — вслед за собственно Коньяком.
Букингемский дворец был не первой и не последней монаршей резиденцией, где “прописался” знаменитый коньяк. В середине столетия им угощали своих гостей императоры во Франции, Японии, Китае, России. В 1892 году ряды бутылок с золотой ласточкой на этикетке, отправленные Александру III, пополнили винные погреба Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. А спустя три года коньяку отдавал должное следующий император — Николай II.
Начало ХХ века ознаменовалось многими революциями, большими и малыми. В области коньячного производства революционным стал 1912 год, когда под руководством тогдашнего главы компании Эдуарда Мартеля был создан напиток, предназначенный “исключительно для престижных заведений”. Это был Martell Cordon Bleu, купаж которого включал в себя более полусотни коньячных спиртов. Презентация легендарного напитка, в этом году справляющего столетний юбилей, состоялась в Hotel de Paris в Монте-Карло.
А когда отгремела Первая мировая война, тот же коньяк наполнил бокалы победителей — его предложили участникам подписания мирного договора в Версальском дворце 28 июня 1919 года.
Martell подавался знаменитостям, отправившимся в первый рейс на новом французском океанском лайнере Normandia в 1935 году, на британском Queen Mary — в 1936-м. В первое послевоенное десятилетие несколько ящиков коньяка Martell взял с собой в полярную экспедицию французский путешественник Поль-Эмиль Виктор. И этим же напитком потчевали гостей на пышной — одной из первых, что стала “медийным” событием, — церемонии бракосочетания князя Монако Ренье III и голливудской звезды Грейс Келли в 1956-м. И на приеме в честь королевы Елизаветы II, устроенном в следующем году в Лувре.
В 70-х годах эстафету у шикарных океанских кораблей перехватил сверхзвуковой авиалайнер Concorde, пассажирами которого был весь тогдашний высший свет. Во время перелетов по маршруту Париж — Нью-Йорк и обратно публика на борту снимала напряжение тоже, естественно, бокалами Martell Cordon Bleu. И, наконец, десятилетием позже этот же коньяк предлагался посетителям вагона-ресторана возрожденного Orient Express.
На всем протяжении прошлого века у коньячного Дома хватало постоянных VIP-клиентов. Перечислять их нет необходимости — достаточно раскрыть справочник “Who Is Who” за прошлый век и ткнуть пальцем наугад в любую фамилию.
Золото в бокале
К своему четвертьвековому юбилею детище Жана Мартеля получило достойный подарок — золотой кубок Bon Gout Francais (“Отличный французский вкус”) и правительственную награду за выдающиеся достижения в области экспорта.
А вот в конце 1980-х национальное достояние Франции чуть было не ушло на сторону: экономические пертурбации заставили владельцев бренда — семейство Фирино-Мартель — в 1988 году продать его за $2 млрд базировавшемуся в Канаде транснациональному концерну Seagram.
Однако спустя полтора десятилетия все вернулось на круги своя. В 2000 году жертвой очередного кризиса пал и этот гигант — на то время крупнейший в мире производитель алкогольной продукции. За его активы развернулась нешуточная борьба, и двумя годами позже коньячный Дом Martell снова вернулся под “родное”, французское крыло. Прославленный бренд купил крупнейший национальный “алкогольный” холдинг Pernod Ricard Group, присовокупив покупку к уже имевшимся в наличии двум другим известным коньячным брендам — Biscuit и Renault (не путать с автомобильной маркой!).
За десятилетие до того Дом Martell порадовал истинных ценителей благородного напитка новым достижением. На рынок был выпущен коньяк L'Or de J & F Martell. Название не было поэтическим преувеличением: редкий по букету коньяк из смеси 80-100-летних спиртов, представлявших лучшие регионы виноделия (о чем подробнее — чуть ниже), поступил в продажу разлитым в хрустальные графины, украшенные 24-каратным золотом.
В не менее роскошный хрусталь от Baccarat был разлит коньяк Creation de J & F Martell, выпущенный к 280-летию компании. А в 1997 году коньячный Дом своеобразно отметил возвращение Гонконга Китаю (где Martell пользовался невероятной популярностью), выпустив эксклюзивный сорт L'Art de Martell (тоже из старейших столетних спиртов) — ограниченной серией, ровно в 1997 бутылок. Которые, естественно, тут же стали предметом вожделения коллекционеров.
Последнее десятилетие было ознаменовано появлением новых марок — Martell XO (Extra Old) и Martell Creation Grand Extra в авторских бутылках работы известного художника по стеклу Сержа Мансо. И наконец, три года назад увидело свет последнее творение “мастеров золотые руки” из Коньяка — L'Or de Jean Martell.
C 2006 года Martell представлен в престижной ассоциации национальных производителей предметов роскоши — в так называемом Комитете Кольбера.
Секреты райского погреба
Начиная с 1996 года наследием Жана Мартеля управляет его прямой потомок в восьмом поколении — Патрик Фирино-Мартель. И уже приобщен к семейному делу представитель следующего поколения — сын главы фирмы Лоран.
Подобная же наследственность сохраняется и на втором по важности посту в любом винодельческом бизнесе — главного хранителя подвалов (буквально “хозяина погребов”), или главного купажиста. Этот пост ныне занимает представитель седьмого поколения семейства Шапо. Хозяйство у главного хранителя обширное — более 200 000 бочек с содержимым на полторы сотни миллионов бутылок. А для самых эксклюзивных марок мсье Шапо отбирает спирты из столь же эксклюзивного погреба, названного Paradise, — там можно отыскать “антики” почти двухсотлетней давности!
Спирты для купажирования также по традиции поставляются из четырех главных регионов виноградарства: Гран-Шампань, Пти-Шампань, Бордери и Фэн-Буа (сам коньячный Дом владеет почти 300 га виноградников и получает сырье от двух с половиной тысяч других хозяйств). Кроме того, в собственности Martell — три крупных перегонных завода (и еще более дюжины — в управлении), на которых осуществляют дистилляцию в упомянутых выше традиционных же “шарантских аламбиках”. И это единственный из коньячных домов, имеющий собственную школу бондарей. Бочки изготавливаются только вручную и только из дубовой древесины, поступающей из Лимузена и Тронсе, а по завершении работы снабжаются личным клеймом compagnon tonneliere (“бондаря высшей квалификации”).
Результатом следования традициям становятся те самые бутылки с эмблемой золотой ласточки. Воистину ремесло, доведенное до совершенства! И, разумеется, немалая толика настоящего искусства, которому, в отличие от ремесла, не научишь. Искусство должно быть в крови — только тогда оно воплотится в коньяке.
Ведомости
16.04.2012
