Четверг, 25 апреля 2024 г.
Сделать стартовой страницей
Новости
Публикации
Аналитика
Участники рынка
Анализ рынка
Нормативные акты, разъяснения
Судебная практика
Консультации
Проекты нормативных актов
Национальная премия за качество алкогольной продукции
Поиск
Новости компаний
Создатель винодельни «Ведерниковъ» Валерий Тройчук запустил новый проект в Анапе



Дебиторскую задолженность Мариинского спиртзавода выставили на торги




 
Италия. Франческо Рикасоли: «Пить и дегустировать — это разные вещи»

Почти в каждом итальянском городе есть улица или площадь Рикасоли — они названы в честь Беттино Рикасоли, бывшего премьер-министра Италии, прозванного Железным бароном. Барон прославился не только как государственный деятель, но и как энолог — он одним из первых начал внедрять научные методы виноделия в родной Тоскане.

Однако его потомки оказались менее удачливы. Столетие спустя, в 60-е годы XX века, правнук Железного барона продал семейное хозяйство канадскому алкогольному гиганту Seagram’s. После этого марка Barone Ricasoli еще несколько раз меняла владельца, в том числе побывала в составе крупнейшей винодельческой компании Австралии Hardy’s. Но никто из сменявших друг друга владельцев не смог наладить бизнес, и в 1993 году Barone Ricasoli оказалась на грани банкротства. И тут в дело вмешался Франческо Рикасоли, 32-й барон Бролио. То, как он сумел исправить ошибку отца и вернуть контроль над семейным бизнесом, вполне позволяет назвать его Железным бароном II.

— Как я понимаю, компанию продал ваш отец.

— Да, это произошло в конце 1960-х — начале 1970-х годов, мне тогда было лет 14.

— Я читал, дело было в том, что никто в семье больше не интересовался виноделием.

— Нет, причина была не в этом. Ее пришлось продать из-за финансовых проблем. Мой отец изучал энологию и очень любил виноделие. Были реализованы винодельня и бренды, то есть собственно бизнес, но земля и замок не продавались никогда. В соответствии с соглашением с новым владельцем — компанией Seagram’s — мой отец был обязан продавать вино, произведенное в Бролио, Seagram’s, а она обязана была его покупать. В середине 1980-х годов Seagram’s перепродала этот бизнес пулу британских инвесторов, потом его выкупили менеджеры, а затем владельцем бизнеса стала компания Hardy’s. В конце 1980-х — начале 1990-х годов в экономике Италии вновь началось замедление.

У отца возникли еще и проблемы с виноградниками. А я был профессиональным рекламным фотографом, жил во Флоренции и путешествовал, но в 1990 году решил, что отцу надо помочь. В октябре 1990-го я переехал в Бролио и стал отвечать за виноградники. Но сначала нужно было разобраться, что это такое. Уговорил заняться виноградниками уже вышедшего на пенсию специалиста — я ему очень доверял. Параллельно учился и вникал в различные аспекты виноделия сам — на это ушел год. Мы сделали большие инвестиции в виноградники, но будущего они не имели: мы были обязаны продавать все вино оптом и не имели права создавать собственные бренды. И где-то в конце 1991 года я начал переговоры с австралийцами, чтобы пересмотреть условия соглашения. Переговоры ни к чему не привели, и я задумался: что же делать дальше? У компании было очень много долгов, и в 1992 году я предложил австралийцам выкупить ее за 1 доллар, они это предложение отвергли.

— Но вы продолжали оставаться акционером винодельческой компании, у вас было 2 или 3 процента?

— Да. И после этого я, как миноритарный акционер, начал с австралийцами юридическую войну. В 1993 году они решили продать Casa Vinicola Ricasoli другой компании…

— Этой компанией была Zabov Moccia. Но вы умудрились реализовать свои права на первоочередной выкуп акций всего за час до истечения срока. Как вы успели?

— Австралийцы были обязаны уведомить меня о продаже акций, и им пришлось сделать это. Это был очень драматичный момент: нам пришлось в кратчайшие сроки готовить гарантийное письмо и т.д. Но перед тем как закрыть сделку, я заказал Due Diligence. Оказалось, что потери компании в 1992 году значительно больше, чем отражено в балансе. В соответствии с итальянским законодательством нам нужно было или рекапитализовать компанию — речь шла о миллиарде лир (около 1 млн долларов), или же вводить процедуру защиты от кредиторов. Эта история очень подробно освещалась в прессе — профсоюзы были недовольны нашим возвращением.

— И как вы к этому отнеслись?

— Была реальность и были эмоции. Профсоюзы в тот момент были очень сильными, поэтому торжествовала демагогия: «Рикасоли — уроды, они хотят все закрыть». Но я достиг соглашения и с судом, и с кредиторами, и с профсоюзами, зарегистрировал новую компанию и начал работать. Рабочих я не увольнял — только прежнее руководство. И начал по сути с нуля: пригласил нового винодела, набрал новую команду, немедленно прекратил производство [марок] вина, которые не были прибыльными.

— Что было самое сложное в процессе создания новой компании: маркетинг, производство, люди?

— Все.

— Но вы профессиональный фотограф, даже не менеджер. Как вам удалось построить прибыльную компанию?

— Хорошее чувство здравого смысла плюс команда людей, которые заслуживают доверия. В 1993 году мы заключили соглашение с кредиторами. Новая компания, которую я создал, арендовала бизнес и наняла [прежних] рабочих. Мне повезло, в это время как раз закончился очередной экономический спад, и рынок начал расти. Мы работали достаточно хорошо, чтобы в течение трех лет расплатиться с кредиторами. По соглашению мы должны были заплатить им только 40% долга, но арбитражный судья обязал нас заплатить 80%. Но тогда кредиты стоили больше 10% [годовых]. Я понял, что у нас достаточно наличных, и предложил кредиторам: вы можете получить все сразу, но с дисконтом, или будете ждать. [Они согласились.] И я создал еще одну компанию и скупил все долги, которые висели на Barone Ricasoli. Это была рискованная операция, но все получилось. Таким образом, компания Barone Ricasoli расплатилась с долгами на год раньше, чем было запланировано, и уже в 1996-м начала работать в обычном режиме. В 1997 году мы арендовали винодельню моего отца, в 2002-м слили компании, владеющие виноградником и винодельней, в одну.

— Кто сейчас владелец компании?

— Контрольный пакет у меня. Мой отец ушел из жизни в 2009 году, недавно я выкупил долю своей сестры. Оборот компании — около 19 млн евро, мы «крупнейшая компания из самых маленьких». В прежние времена конкурировали с другими большими именами Тосканы, сегодня я даже не думаю про это.

— Почему вы поменяли стиль ваших вин?

— Это было необходимо. Бролио — это место, где действительно творилась история кьянти классико. И я хотел продемонстрировать, что Бролио по-прежнему может задавать тренды, но и соблюдать традиции XIX века, когда кьянти было создано моим предком. Надеюсь, что если мы будем достаточно хороши, то сможем войти в историю среди тех, кто заложил традиции XXI века. Сегодняшние вина отличаются от тех, что мы делали 20, 50 или 100 лет назад. И слава богу, что отличаются, потому что мы сами постоянно меняемся.

— Туристический бизнес вам интересен?

— И да, и нет. Мы принимаем людей, чтобы показать, кто мы такие. Я недавно купил микроавтобус, чтобы возить посетителей на виноградники. Но энотуризм нас не интересует: мы были первыми, кто его начал 50 лет назад, и первыми, кто его свернул. Сейчас все этим занимаются, но наш бизнес — делать вино.

Я всегда строил бизнес Barone Ricasoli, делая не слишком дорогое вино для тех, кто его по-настоящему любит. И я счастлив, особенно сейчас, когда правильное соотношение цены и качества приобретает все большее значение: раньше люди просто покупали бренды, теперь задумываются о соотношении. Вы можете выпить бутылку отличного вина, не потратив на него кучу денег.

Перед выставкой Vinitaly-2011 я провел слепую дегустацию со своими сейлз-менеджерами, нас было десять человек, в дегустации участвовали все великие имена Тосканы урожая 2007 года. Все выставляли оценки, потом мы открыли бутылки и начали обсуждать, в том числе соотношение цены и качества. В этой дегустации выиграло не наше вино, но наши заняли второе, третье и пятое места. Даже я был удивлен — победителем стало Luce 2007, а «вина-иконы» без лейблов оказались внизу.

— Ваше первое воспоминание о вине?

— Мне было лет шесть или семь, мы жили в замке — большой семьей, вместе с моими кузенами, кузинами… Я даже не пил вино — мне дали кусок тосканского хлеба с сахаром, [пропитанный] кьянти. Сейчас так уже никто не делает…

— А лучшее?

— [Сладкое] Vin Santo, когда я был молодой. Серьезные вина я стал пить много позже. Sassicaia 1985 года я никогда не забуду — великое вино!

— Сколько вина вы выпиваете в день?

— Пить и дегустировать — это разные вещи. Дегустируя, мы говорим. Когда я пью, я наслаждаюсь. Пью только во время еды. Если я на работе, то во время обеда не пью, за ужином — да.

— Ваша семья по-прежнему является акционером газеты La Nazione?

— Уже нет. Но мы участвовали в празднованиях 150-летия газеты в 2009 году, и у нас по-прежнему есть нулевой номер — даже у самой La Nazione его нет.

— Почти в каждом итальянском городе есть улица или площадь Рикасоли. Это помогает вам продавать вино или, напротив, мешает?

— (Смеется.) Улиц Рикасоли действительно много, но нам это не помогает. Хотя во время празднования 150-летия объединения Италии люди стали больше узнавать об истории страны, о Рикасоли. Но Рикасоли всегда хотели оставаться в стороне от политики.

— А у вас политические амбиции есть?

— Нет. Политика — это не моя профессия. Я идеалист, верю в долгосрочные проекты, а сегодняшняя политика не преследует долгосрочных целей. И в этом проблема.
 
Ведомости
20.01.2012