Стивен Спурье: «Меня удивляло, что в Париже никто не занимался винным образованием»

О том, как детское увлечение превратилось в профессию, как выглядит идеальный винный бутик и почему его вышвырнули из погребов в Бургундии

Стивен Спурье из числа тех, кто изменил историю виноделия. Организовав в 1976 году сравнительную дегустацию французских и американских вин, в которой первые места заняли тогда никому не известные калифорнийские Stag’s Leap Cellars и Chateau Montelena, он навсегда опроверг теорию о незыблемости винной иерархии и открыл путь на винный Олимп для всего Нового Света. В 1972 году он создал в Париже первую винную школу и доказал, что столица самой винной страны может еще узнать о вине что-то новое. В октябре Стивен Спурье, один из самых уважаемых винных критиков мира, автор многих книг, впервые приехал в Москву, чтобы дать несколько мастер-классов в рамках выставки Moscow International Wine Expo. Обозреватель «Пятницы» поговорил с легендарным дегустатором.

— Как начались ваши отношения с вином? Ведь вы не из винной семьи?

— Первая памятная встреча с вином состоялась, когда мне было 14 лет. В канун Рождества в доме у дедушки подавали портвейн, и мне тоже налили. Я попробовал и спросил: «Что это, дедушка?» Он ответил: «Cockburn’s 1908». Так, едва начав носить длинные штаны, я попробовал лучшее вино в моей жизни.

— А как это стало увлечением?

— Как многие дети, я собирал марки, увлекался историей и много читал. Оказалось, что вино занимает довольно заметное место в британской истории. И я начал читать о вине…

— Будучи школьником?

— Да, тогда я ходил еще в среднюю школу… В нашей семье любили вино, и мне нравилась атмосфера, которую оно создавало. Я взрослел и постепенно укреплялся в мысли, что хотел бы сделать вино моей профессией.

— В какой компании вы начали работать?

— К сожалению, сейчас ее уже не существует, это была одна из старейших виноторговых фирм Англии — Christopher & Co, основанная в 1650 году. Я поступил туда 22-летним стажером и научился, наверное, всему чему можно. Разливал вино по бутылкам (тогда негоцианты закупали вино бочками и сами контролировали розлив), ездил по регионам. В 1968 году я женился, и мы с супругой поселились на юге Франции.

— Как вы оказались в столице?

— Попытка создать собственный бизнес в Лондоне ни к чему не привела, и я решил поискать счастья в винной торговле в Париже. Мы перебрались в столицу и обнаружили, что… в Париже нет винной торговли! То есть ее не было там в английском понимании этого слова. Вместо серьезных негоциантских компаний на каждом углу торчал магазинчик, который торговал всяческой винной мелочью. И я решил купить винный бутик. Как-то рядом с площадью Мадлен мы с другом увидели крошечный, милый бутик. Так выглядел магазинчик моей мечты.

— А что в нем было такого уж необычного?

— Ничего. Дверь и окно в центре Парижа. Мы разговорились с хозяйкой, и выяснилось, что магазин продается! Оказалось, что недавно умерший муж этой женщины имел репутацию очень хорошего кависта. В память о нем хозяйка не решилась сразу же продавать дело молодому, неопытному англичанину, то есть мне. Я сказал, что готов бесплатно работать в магазине полгода, и если она после этого сочтет меня достойным покупателем, то продаст его мне. Мы условились о цене, и вскоре я стал его полноправным владельцем.

— Каков был путь от магазина до винной школы?

— Меня удивляло, что в Париже никто не занимался винным образованием. При этом многие любили вино и хотели знать о нем больше. И вот однажды я познакомился с американцем шведского происхождения Йоном Уинротом, который тогда работал винным корреспондентом International Herald Tribune и в свободное время собирал вокруг себя небольшие группы любителей вина. В какой-то момент мы решили объединить усилия, а когда в конце 1972 года соседнее с моим бутиком помещение освободилось, мы его заняли, и так открылась первая в Париже винная школа — Academie du Vin. Это было удивительно: американец и англичанин учили французов, как пить вино…

Впрочем, нашими слушателями были не только французы, и наша академия вскоре стала эпицентром дегустационной активности. Выступить здесь хотели все виноделы, которые оказывались в Париже. Наши студенты, приезжавшие из далеких стран, привозили понравившиеся им образцы. Так и состоялось мое знакомство с калифорнийскими винами. Их количество все росло, и мы решили устроить сравнительную дегустацию.

— В каком году эта идея оформилась?

— Осенью 1975-го. Задача заключалась в том, чтобы отобрать в Калифорнии по шесть лучших каберне и шардоне, избегая уже известных марок — таких, как Mondavi или Beaulieu Vineyards. Дегустация была назначена на 24 мая 1976 года.

Но наш план изменился. Изначально мы не предполагали сравнивать калифорнийские вина с французскими. По нашему мнению, было достаточно дать серьезным специалистам попробовать лучшие калифорнийские образцы и обсудить их. Но выяснилось, что почти никто из членов жюри раньше калифорнийские вина не пробовал. Тогда я и принял решение добавить соответствующие миллезимы французских вин — белые из Бургундии и красные из Бордо. Оповестил об этом приглашенных экспертов, и никто от участия в такой «слепой» дегустации не отказался.

— То есть это не было ни провокацией, ни протестной акцией?

— Нет, конечно! Я надеялся, что, может быть, по два калифорнийских вина смогут войти в пятерку лучших в каждой из групп. Но уж точно я не составлял эти группы так, чтобы победили никому не известные вина! Надо признать, что об этих результатах вообще мог никто не узнать — хотя мы пригласили всех ведущих французских винных критиков, никто из них не пришел.

Из пишущих к нам тогда зашел корреспондент журнала Time Джордж Тейбер — да и то потому, что он посещал курсы Academie du Vin и был не сильно занят в тот день. Его статья под заголовком The Judgement of Paris вышла через неделю и стала неожиданностью для нас самих. Но вот после нее-то про нас и заговорили.

— И заговорили, кажется, очень по-разному?

— Да, слава организатора этой дегустации принесла мне некоторые проблемы. Например, в Бордо меня почти объявили персоной нон грата, а в Бургундии однажды в буквальном смысле вышвырнули из погребов хозяйства Ramonet. Но хуже того — и, к сожалению, узнал об этом я лишь 30 лет спустя — все судьи тогдашней дегустации подверглись остракизму, и каждого из них обвиняли в «плевке в лицо Франции».

— 30 лет спустя — это в 2006 году? Когда те же вина расположились в том же порядке, что и в 1976 году?

— Да, когда мы проводили подобную акцию одновременно в Лондоне и Напе. Мы предложили войти в жюри тем же дегустаторам, но лишь двое согласились… Французы по итогам первой дегустации стали говорить, что неправильно сравнивать калифорнийские вина с французскими в слишком юном возрасте. Но оказалось, что и выдержанные калифорнийские могут побеждать…

— Вы открыли миру так много новых интереснейших вин. А что вы цените в вине больше всего?

— Гармонию всех составляющих его аромата и вкуса. Мне всегда хотелось увидеть в вине оригинальность, неповторимость. Может быть, поэтому мне нравилось открывать не только Новый Свет. Я первым стал продавать в Париже знаменитые вина Бургундии или Роны.

— А какого открытия нам ждать теперь? Вам не интересно открыть для себя Россию?

— Отличная мысль! Надо будет приехать сюда еще раз.

Досье

1941
Родился в Лондоне.

1964
Окончил Лондонскую школу экономики и поступил на работу в компанию Christopher & Co.

1971
Приобрел винный бутик в Париже.

1976
Организовал сравнительную дегустацию калифорнийских и французских вин.

1988
Продал бизнес в Париже и переехал в Лондон, сконцентрировался на винной журналистике и консалтинге.

 
Ведомости
11.11.2011