Интервью c Michel Rolland. О том, сложно ли делать вино в 14 странах мира и почему влияние и значимость критиков падает
С первого бокала
О том, сложно ли делать вино в 14 странах мира и почему влияние и значимость критиков падает
Мишель Роллан, возможно, самый известный винодел на планете. Google, например, на имя Michel Rolland выдает 996 000 упоминаний, в то время как о таких гениях виноделия, как Angelo Gaja и Robert Mondavi — 149000 и 302000, соответственно.
Роллан делает вина и на своих виноградниках — в Бордо, в Испании, в ЮАР и Аргентине, — но еще больше консультирует: у него сотни клиентов, он имеет опыт выращивания винограда и производства вина в 17 странах мира.
В Москве на его последнюю профессиональную конференцию-дегустацию пришло на треть больше сомелье и критиков, чем организаторы планировали собрать. И Роллан оправдал их ожидания — вдохновенно рассказывал про свои вина, страны и людей с которыми работает, сыпал аллегориями и остротами. Вина Роллана — на любителя: мощные, фруктовые, спиртуозные. (В Аргентине, где, в том числе, делает вино Роллан, виноград получается таким сладким, что сухое вино может достигать крепости 17 градусов — более высокого содержания алкоголя дрожжи выдержать не могут и умирают; в некоторых других винах французский винодел почти достигает максимальной крепости). Дегустация затянулась почти до полуночи, а потом началась импровизированная автограф-сессия: сомелье и виноторговцы тянули к Роллану дегустационные блокноты, салфетки, пустые бутылки… Звездный энолог не отказал никому. После чего пришел черед интервью. Мое закончилось почти в час ночи — и оно оказалось не последним, в коридоре аудиенции Роллана еще ждали мои коллеги. Но на лице 62-летнего винодела не было и тени усталости.
— Каковы, на ваш взгляд, последние тенденции в потреблении вина?
— Во время кризиса люди начинают пить более дешевые сорта. Но это не касается великих вин. Их кризис затронул в гораздо меньшей степени — конечно, тоже сказался, но не так сильно, как на средних винах.
— А что вы думаете о российском рынке и вкусе россиян?
— Думаю, что до 2008 года российский рынок очень хорошо развивался и проделал большой путь как с точки зрения развития вкуса, так и потребляемых объемов. Конечно, есть те, кто признает только великие вина, но в целом, я думаю, люди готовы воспринимать хорошие вина, не обращая внимание на известность этикеток.
— То есть вы полагаете, что винный вкус русских развивается и улучшается?
— Да. Сколько-то лет назад продавать вино в России было своеобразным спортом, но с тех пор люди узнали вино гораздо лучше и продолжают развиваться.
— Мне кажется, что многие люди проходят в познании вина следующий путь: сначала они влюбляются в Бордо, потом открывают для себя вина Нового Света и затем — Бургундию. Вы согласны?
— Пожалуй, есть такая дорога. Вина Бордо понять проще, чем когда вас атакует пино нуар [из Бургундии]. Я сам бордосец, который любит бургундские вина. Но все индивидуально: есть те, кто признает только Новый Свет, есть такие, кто с первого же бокала влюбляется в Бургундию… И при всем при этом фундаментальный критерий для выбора вина — его цена.
— Вы знаменитый бордосский винодел, и в других странах, как я понимаю, делаете вина в «бордосском» стиле. А не было ли у вас желания попробовать сменить стиль, сделать, например, что-нибудь «бургундское»?
— В Бургундии я действительно не работаю — у меня нет там виноградников. Но я делал вино в 17-ти странах мира (сейчас у меня сохраняются проекты в 14-ти), работал со всеми сортами винограда: в Испании — с темпранильо, в Италии — с санджовезе, в Португалии, Греции, Болгарии — с автохтонными сортами… Я делаю вино, которое будет отвечать запросам рынка, вино, которое будет выражать особенности винограда и терруара. Не всегда этого удается добиться, но стараюсь добиться максимально возможного. Да, я родом из Бордо, но это не значит, что у меня есть какая-то одна «специализация».
— 14 стран, а сколько проектов вы в них ведете?
— Сотню.
— Каковы критерии, по которым вы соглашаетесь стать консультантом того или иного хозяйства?
— В первую очередь — люди. Когда я был молодым, у меня не было никаких критериев — я был счастлив уже от того, что кто-то обращался ко мне за советом. Сегодня я уже не могу успеть всюду, но не говорю никому «нет» изначально: когда ко мне обращаются, я сначала смотрю досье хозяйства, а затем встречаюсь с владельцами (иногда я даже не пробую вино до этого). Потому что мое ремесло — это 30% энология и 70% — психология. Мотивация и энтузиазм этих людей — важнее всего. Именно это я и хочу увидеть.
— И какова сегодня пропорция: скольким людям, которые выходят на вас, вы говорите «да», а скольким — «нет»?
— 90% «нет». Я должен лично заниматься всеми винами — даже если у меня есть хороший ассистент в хозяйстве. Даже если я физически не присутствую в этом хозяйстве, все равно все вина попадают ко мне в лабораторию, и я лично их дегустирую. А время не безразмерно — я не могу брать на себя больше того, что я могу сделать.
Когда мне было 40 лет, я никогда не отказывался, но теперь… Я и так работаю без выходных и праздников — когда во Франции отмечают праздники и гуляют, а я нахожусь за границей, я работаю; у меня не бывает даже пяти дней отпуска подряд… Нет, я не жалуюсь, — мне нравится то, что я делаю, но в году всего 365 дней, а самолеты пока не научились летать быстрее (смеется).
— И сколько времени вы проводите в поездках?
— По Франции и за границей — около шести месяцев в году. Я, честно говоря, никогда и не считал, потому что для меня Франция, Италия, Испания, Португалия — никакое и не путешествие: завтра я лечу в Италию, а на следующий день вечером уже улетаю.
— А семья, дети — как они относятся к такому графику?
— Нормально. Моя жена — энолог, у нас две дочери: одной 37 лет, другой — 32. К счастью, когда они были детьми, 25 лет назад, я путешествовал меньше. У нас несколько компаний, Стефани — главный бухгалтер для всей группы. Ее муж Давид — коммерческий директор Rolland Collection. Мари — фрилансер, она работает на разные компании, в том числе и на нас в области маркетинга и связей с общественностью.
Виноградники у меня во Франции, Испании, ЮАР и Аргентине. Libourne Enologie — это два магазина, в которых мы продаем маленькие марки, этот бизнес появился еще 30 лет назад. В нашей лаборатории в Либурне работают семь человек, они делают анализы для всех наших проектов. У нас есть также лаборатория в Мендосе, которая обслуживает аргентинские проекты. Этим управляет мадам Роллан, которая, как всякий большой шеф, видит все и не видит ничего. (Смеется)
— А что вам приносит больше доходов — собственное виноделие или консалтинг? — Консалтинг. Как консультант я получаю деньги, а как винодел — вкладываю. Когда наступают такие времена, как прошлый год бухгалтерский баланс становится не очень хорошим. К счастью, у нас есть консалтинг.
— Как на ваших бизнесах сказался кризис?
— Для консалтинга большого [негативного] эффекта нет, но что касается лаборатории — то да, люди заказывают меньше анализов. Люди стали меньше ходить по магазинам, обороты уменьшились. Но кризис — это не проблема: надо видеть пути выхода.
— Ваше первое воспоминание о вине?
— (Задумывается) Я же из винодельческой семьи, так что с вином столкнулся в самом раннем детстве. Первая бутылка великого вина, которое я попробовал, была 1947 года — года моего рождения. Мне тогда было 18 или 20 лет. 1947 год — великий миллезим в Помроле (на родине Роллана — «Пятница). У меня был шанс попробовать все лучшие вина Помроля этого года урожая.
— И какое было лучшим?
— (Улыбается). Я не могу сказать, что Le Bon Pasteur (фамильное вино Роллана) 1947 года оставило у меня очень хорошие воспоминания — оно было бы лучше более молодым. Но были великие бутылки — Petrus, Lafleur…
— Вино «на каждый день» у вас есть?
— Нет, потому что каждый день оно меняется.
— Сколько бокалов в день выпиваете?
— Дегустирую много, выпиваю… Есть дни когда пью много, есть — когда мало, есть — когда вообще не пью. Но в среднем — бутылку в день.
— Какова, на ваш взгляд, роль винных критиков в успехе винодела?
— Критик — это гид для покупателя. Когда я начинал 35 лет назад, хорошие вина были очень редки. Феномен влиятельных критиков — таких как Роберт Паркер — зародился лет 25 назад [они объясняли, какое вино хорошее, а какое пить не стоит]. Но сегодня влияние и значимость критиков падает, потому что число хороших вин растет, а образованность потребителей — тоже. Сегодня вы может путешествовать по миру и везде находить хорошие вина. Но в глобальном масштабе людям, конечно, гиды нужны.
— А чье имя более весомо в винном мире — ваше или Паркера?
— У нас разные профессии. Я делаю вино. Он — критикует. На мой взгляд, критиковать проще, чем производить.
Я провел свою жизнь, пытаясь помогать людям делать дело лучше. Я впервые приехал в Аргентину 22 года назад, продегустировал 35 вин, которые тогда производились в Аргентине и не нашел и одного по-настоящему хорошего. Несколько лет спустя я дегустировал 180 аргентинских вин, и по 60 из них я даже не стал делать пометки [настолько плохи они были]. Но в последний раз я продегустировал в Аргентине уже 400 вин, и разница в качестве была разительной.
Вехи биографии
1947 год — родился в Майе, Бордо
1972 — окончил энологический факультет университета Бордо
1978 — приступает совместно с братом Жаном-Даниэлем к управлению семейным хозяйством Chateau Le Bon Pasteur
1986 — вместе со своей женой Дани покупает виноградники в Либурне, создает хозяйство Chateau Fontenil
2000 — создает вино Defi de Fontenil — виноград для него дозревает под пленкой, предохраняющей урожай от избытков дождя
2007 — учреждает сбытовую компанию Rolland Collection.
Ведомости
01.10.2010
